автор: Карнышев В.И. 13.07.2020

Мой покойный тесть был по национальности русским с украинскими корнями из-под Полтавы, а тёща – татаркой с чеченской кровью, до 90 лет одинаково праздновавшая все праздники: мусульманские, христианские, советские, а затем и российские. Батя был родом с Байкала, поэтому в нашей славянской родне по отцовской линии, хоть кто-нибудь, но с ярко выраженными бурятскими чертами лица, да проскакивал. Девичья фамилия у мамани была Гали́цкая, с ударением на втором слоге, но далёкие предки были, похоже, если не из Польши, то из Западной Украины. Вопрос в студию: так кем по национальности должны считать себя наши дети?

Это я к тому, что вопрос национальной идентичности, по крайней мере здесь, в Сибири, никогда особо не стоял в повестке дня. Прожив почти всю сознательную жизнь во многонациональном и многоконфессиональном Томске, я не помню никаких особых конфликтов на национальной почве. Были, конечно, в давние времена единичные инциденты, когда студенты Политеха¹⁾Томский политехнический институт. массово “навещали” Заисток, в котором проживали преимущественно татары, для “выяснения отношений” с титульной нацией из-за побитых на танцах однокурсников.

Класса до пятого я мог бы влёт назвать только четыре национальности: русские, цыгане, татары и евреи. Да и то потому что в “1^г” классе, в котором я учился, была девочка-цыганка²⁾Закончившая своё обучение уже во втором классе. По-видимому, полученных знаний оказалось достаточно. по фамилии Юрченко из соседнего со школой дома, населённого ромалами. Лично для меня национальный вопрос в негативном смысле впервые всплыл в начальной школе, когда я столкнулся с довольно задиристым татарчонком по имени Асхат, осуществлявшим 15-копеечный рэкет первоклассников. Этот мерзкий, но хлипкий, персонаж имел весьма незначительный рост, который не без успеха “компенсировался” двумя здоровенными (как мне тогда казалось) братьями-амбалами, поджидавших очередную “жертву-должника” у дверей школы.

Следующий “звонок” про нерушимую дружбу братских народов прозвенел в девятом классе во время поездки в весенние каникулы целым школьным поездом из Томска в Узбекистан. Накануне “заезда” в Ташкент наша классная, Валентина Андреевна Передельская, собрала в вагоне всех парней из 9^а и 9^б и попросила не оставлять девчонок одних во время экскурсий по городу, особенно в старой его части.

Опущу десять безмятежных (в национальном смысле) лет после школы, проведённых преимущественно в русскоязычной среде. И следующий “апгрейд” моих представлений о межнациональном общении произошёл в 1984 году после захода в Сингапур на НИС “Академик Сергей Королёв”. В частности, после рассказов о том, как в этом славном, но крошечном, городе-государстве диктаторского типа на корню и очень жестоко пресекались любые межэтнические конфликты. Кто бы знал, что через несколько лет после этого в нашей стране начнутся настоящие погромы в Фергане, Приднестровье, Оше, Душанбе, Сумгаите…

А вот, ещё один эпизод из моих научных странствий. Франция, март 1995 год, город Нант³⁾Если кто подзабыл, то Нант – это родина Жюль Верна. Если кто-то из мо́лодежи и по́дростков ещё помнит кто это такой., просто шикарная международная конференция JIPR⁴⁾3-я Международная конференция по радиолокационной поляриметрии., спонсорами которой выступала куча крупнейших мировых компаний и Европейское космическое агентство. Поэтому нехилых банкетов было два: в среду и в пятницу. На первом из них моей соседкой за столом оказалась бывшая москвичка, Женя Бенуа, причём – Бенуа – это её исходная фамилия. Разговорились. Выяснилось, что она уже несколько лет замужем за французом, один совместный ребёнок, сама работает в университете и вместе с мужем впахивают будь здоров.

В этой связи я с интересом выслушал её гневную тираду⁵⁾Видимо, очень долго копилось, а я оказался подходящим собеседником в отношении арабов, которые не хотят работать от слова совсем, тогда как белые французы вынуждены вкалывать за них, выплачивая государству нехилые налоги. Она рассказала, что до недавнего времени араб, приехавший во Францию из Алжира или Марокко, после получения гражданства, как правило, привозил свою ненаглядную Гюльчетай и всех семерых киндеров, которым гражданство выдавалось уже автоматом. В подтверждение её слов я вспомнил, что неподалеку от нашей гостиницы на Монмартре в Париже стайки арабов целыми днями сидели на корточках и что-то живо обсуждали. Как мне пояснили, тем для обсуждения было всего две: наркотики и девки.

Тот же 1995 год, но не март, а июль. И не Франция, а Америка, штат Вашингтон, портовый город Сиэтл⁶⁾Вообще говоря, Сиэтл в шт. Вашингтон в США — городок не из последних. Из местных достопримечательностей – Национальный парк «Оли́мпик», пара военно-морских баз США, атомная электростанция, центр «Боинг» и т.д. почти на границе с Канадой. Профессор Бёрнер сидит за рулём взятой в аренду машине и гонит по федеральной трассе 101 (U.S. Route 101) со скоростью 120-140 км/час. Мы (я, проф. Шарыгин и проф. Татаринов) возвращаемся из Национального парка Олимпик (Olympic National Park)⁷⁾Именно в тех местах снимались ключевые кадры побега из классного боевика «Двойной просчёт» (“Double Jeopardy”) 1999 года., где провели целый день после завершения Симпозиума⁸⁾Progress in Electromagnetics Research Symposium, PIERS’95, Seattle (WA), July 1995. PIERS’95. Чтобы хоть как-то заставить Вольфганга Мартыныча⁹⁾Я как-то в Томске назвал Вольфганга-Мартина, немца по происхождению, Вольфгангом Мартынычем, что ему жутко понравилось, после чего он на разных конференциях и симпозиумах представлялся именно так. снизить скорость на горной дороге¹⁰⁾Когда по горному серпантину машина шла под 130 км/час, мне аж плохо становилось. Смешно было только тогда, когда Бёрнер начинал матюкаться на водителей, которые “тащились, как черепахи” – под 100 км/час., я начал подкидывать ему разные провокационные вопросы.

Оказалось, что за весь период научного руководства в течение четверти века у него было примерно 125-130 аспирантов разных национальностей со всего мира, исключая Россию. На мой каверзный вопрос: “А кто из них самые умные?”, Бёрнер подумал и почти сразу сказал: “Индийцы”. И уже сам, без напоминания, продолжил: “А самые трудолюбивые – это корейцы. Эти могут работать 24 часа в сутки“. “А негры?” – спросил я. “— Да, ты смеёшься? Для них в приоритете только спорт, секс и наркотики. Я работаю в Университете и ещё в нескольких местах, и на круг получается 120 тысяч в год. Минус 60 тысяч за обучение дочери и двух сыновей в университетах, минус выплаты за дом и прочее. А эта чёрная <…>¹¹⁾Прим. переводчика: “женщина с низкой социальной ответственностью”. с пятью киндерами неизвестно от кого получает ежемесячное пособие на каждого по 1000 долларов плюс талоны на питание…”. Далее в исполнении всемирно известного профессора последовали местные идиоматические выражения в адрес многодетной чёрной дамы неопределённых занятий.

Именно тогда – от Бёрнера, я впервые услышал термин “виктимизм” по отношению к неграм: в смысле социального паразитизма и безосновательного изображения из себя жертвы социальных отношений.

Кстати, о китайцах профессор высказывался также весьма нелицеприятно, в том числе, и потому, что начальником одной из лабораторий Университета Иллинойса в Чикаго, в которой он работал, был этнический китаец. Между прочим, многие вещи, которые сейчас произносит Трамп в отношении Китая, я читал ещё во второй половине 90-х в научно-исследовательских отчётах Бёрнера для НАТО, которые он нам присылал.

Вернёмся на трассу 101. Не доезжая километров 20 до паромной переправы¹²⁾См. упомянутый выше фильм “Двойной просчёт”., Вольфганг Мартыныч останавливает машину на одном из поворотов. На нашей полосе поперёк дороги лежит какой-то дрын, из которого шурует полуметровое пламя, которое хорошо видно в сумерках. А на противоположной стороне – живописная картина маслом: пара мигающих полицейских машин и лежащий на крыше здоровенный джип-пикап. Рядом с пикапом стоят человек семь индейцев. Конечно, без перьев, но с длинными волосами, в соответствующей пёстренькой одежде и с украшениями, и, судя по жестикуляции и раздающимся многочисленным “fucking…” и его комбинациям, пьяных просто в зюзю. Причём, машины “Скорой помощи” нет, и ни у кого у еле стоящих на ногах не видно каких-либо внешних повреждений. Как им это удалось, вывалившись из кузова на скорости, ума не приложу. Наверное, сказалось покровительство Великого Маниту́ и живительное действие алкоголя.

Когда мы, наконец, тронулись, Мартыныч прокомментировал это дорожное шоу так: “Тут неподалёку – индейская резервация. Федералы выделяют гигантские деньги на её содержание. В том числе, на обучение молодых индейцев в университетах. Но практически никто из них там не задерживается. Через год, как правило, возвращаются сюда, и живут в своё удовольствие. Халява, блин!”.

Итак, вернёмся снова в Нант (Франция). Правда, уже июль 1998 года, часов 11 вечера, тепло, но не жарко. После приёма в мэрии для приглашённых участников 4-ой конференции JIPR¹³⁾4th International Workshop on Radar Polarimetry (JIPR’98), IRESTE, University of Nantes, France, July 13-17 1998. наша группа из семи человек (двое москвичей¹⁴⁾Проректор по научной работе МГТУ ГА, Анатолий Иванович Козлов, и декан факультета, Александр Иванович Логвин., киевлянин¹⁵⁾Профессор Киевского международного университета гражданской авиации, Феликс Иосифович Яновский., трое томичей¹⁶⁾Профессора ТУСУРа, Герман Сергеевич Шарыгин и Виктор Николаевич Татаринов, и я. и чигакский профессор) идём отметить окончание конференции. Поскольку в Нанте никто из нас хорошо не ориентировался, тем более, ночью, идея пойти в ресторан принадлежала профессору В.-М. Бёрнеру, которого на конференции фактически “короновали” вровень с “отцом западной поляриметрии” – Жаном Ричардом Хёйненом. Однако, перед входом в ресторан, Вольфганг Мартыныч провёл инструктаж, основным лейтмотивом которого был запрет на произнесение слова “араб”. “А что будет, если кого-нибудь так назвать?” – спросил я. Бёрнер ответил, конечно, политкорректно, но в переводе на наш это означало “Да, просто в “пятак” въедут”.

Идём по ретроспективной линейке дальше: Польша, май 2002 года. После окончания конференции MIKON-2002¹⁷⁾Международная микроволновая конференция (MIKON-2002), май 2002 г., Гданьск, Польша. в Сопоте, мы с Германом Сергеевичем и Людмилой Ивановной Шарыгиной поехали на поезде из Гданьска в Краков, практически поперёк всей Польши с севера на юг. Во время прогулки по Кракову к нам подошёл молодой парнишка, представился – оказался студентом по обмену, родом из Львова. Рассказал куда можно ещё сходить и что стоит посмотреть, а в заключение посоветовал громко по-русски на улице не разговаривать: “Пожилые поляки – те вполне адекватные, а среди молодых – много отморозков, могут тупо ударить исподтишка или какую-нибудь пакость устроить”. Ну, да, если учитывать, что в те годы Джохар Дудаев был в Польше чуть ли не национальным героем. А я ещё думал, с чего это молодая полячка в сопотском киоске направила меня совсем в другую сторону от вокзала. И только тётушка в возрасте показала и объяснила как пройти. Причём на русском языке.

Работа вахтовым методом в Делфтском университете технологии (TUDelft, Голландия) c 1996-97 по 2004 годы также обогатило мои ощущения в национальном вопросе. Вот, вам маленькое воспоминание из прошлой ещё мирной голландской жизни. В частности, про «любовь» между европейцами и арабами.

Идём мы, году этак в 2003-м, по Делфту поздно вечером, часов в 11. Идём втроём – профессор Герман Сергеевич Шарыгин, руководитель совместного российско-голландского проекта, я и мой старший коллега Хлусов. Припозднились в Делфтском университете, поскольку закрывали очередной этап НИР и готовили отчёт по теме. Темно. В это время в университетском городке – ни души. И тут навстречу, откуда не возьмись, – три араба. Услышали, как мы разговариваем и, может быть, поняли, что мы из России. Потому что достаточно агрессивно начали лопотать между собой. Обе компании прошли мимо друг друга, остановились и обернулись, как в фильме «Мёртвый сезон».

Тут Хлусов, тогда без пяти минут доктор технических наук, “шкаф” ростом метр восемьдесят пять с лишним, произносит в их адрес несколько идиоматических и очень нетолерантных выражений на русском языке. Те повнимательнее прислушались, присмотрелись, прикинули, что “дедушка” (Шарыгин) не в счёт, второго физически маломощного хлипака в очочках (я) можно не учитывать, а “третий”, похоже, может и навалять по самое арабское “нехочу”. После этого все ещё раз дружно ругнулись на родных языках и разошлись, как в море корабли.

Кстати, за все годы работы в Голландии с 1997 по 2004 годы я ни разу не видел, чтобы чёрные оплачивали проезд, например, в трамвае. Никаких проездных карт в нынешнем понимании в те годы ещё не было. Для проезда нужно было купить так называемую “стрип-карту” из 12 или 14 полосок за (если я правильно помню) восемь гульденов. Например, от Делфта до Гааги нужно было отогнуть четыре полоски и прокомпостировать. При этом раздавался характерный звук. Так, вот, чёрные такой “ерундой” не занимались. Единственное, что они могли – это зайти гурьбой в вагон, орать на все три трамвайных вагона, пугая благообразную белую публику, и долбить в пол баскетбольным мячом. Единственные чёрные, которых я встречал в Делфтском университете, – это были уборщики помещений. Чёрных студентов, по крайней мере в 23-этажном корпусе¹⁸⁾Факультет электротехники, математики и информатики – Faculty of Electrical Engineering, Mathematics and Computer Science на Mekelweg 4, где мы работали, я ни разу не видел. Может быть, просто не повезло.

В 2001 году, когда я в очередной раз вернулся из Голландии и рассказал пару историй про тамошних чернокожих обитателей, с которыми пришлось встретиться, наша самая младшая дочь спросила меня: “Папа, а ты что – расист?”. И чтобы не разочаровывать 11-летнего ребёнка, пришлось сказать “Да!”.

Когда однажды в начале 2000-х я спросил у одного из ведущих специалистов IRCTR¹⁹⁾IRCTR – International Research Centre for Telecommunications and Radar., Сильвестра Хейнена²⁰⁾После TUDelft Сильвестр какое-то время работал в Европейском космическом агентстве (ESA), а сейчас он работает в “Robin Radar Systems BV” (Silvester Heijnen) нахрена они понапринимали в Голландию столько чёрных и арабов? “Ну, ты понимаешь, они же – беженцы. А у нас – историческая ответственность перед Индонезией, как бывшей колонией Голландии…”. “— Да это-то я понимаю. Но чёрные-то, особенно эти молодые отморозки, тут причём?”. “— Понимаешь, мы приняли их родителей и те нам благодарны, а вот их дети, к сожалению…”. В общем, рафинированный такой голландский интеллигент в чистом виде.

Не знаю, может быть что-то у Сильвестра в голове и поменялось после того, как в 2002 году в Голландии застрелили Пима Фортёйна²¹⁾ “Голубой” аналог нашего Жириновского., который после победы на местных выборах собирался прекратить иммиграцию мусульман, а в 2004 году²²⁾Как раз тогда, когда мы сдавали очередной отчёт по совместной с TUDelft НИР. застрелили, а потом перерезали горло режиссёру Тео ван Гогу, правнуку брата знаменитого художника. Насчёт мировоззрения Сильвестра после 2004 года ничего не скажу, не знаю. Но вот то, что после этого в Голландии ввели самое строгое иммиграционное законодательство в Европе – это факт. А до этого там можно было пять лет прокантоваться, подтвердить это, и получить автоматом голландское гражданство.

В принципе, конечно, никакой я не особенный расист. Но я считаю, что как только люди начинают сравнивать цвет кожи, чистоту языка и размер черепа – это конец. И вообще, есть люди-человеки, а есть люди-животные. Вот и всё.

В заключение предлагаю посмотреть четыре “сюжета для небольшого рассказа” из жизни американских животных, как симбиоз двух передач советского телевидения: “В мире животных” и “Международная панорама”. Возможно, желающих постоять на коленках и покаяться перед чёрными чуток поубавится…