Последние Могикане ( О настоящем человеке из прошлого )

Я родился 15 мая 1928 года на Алтае в деревне Енисейское в семье крестьянина Черемисина Андрея Леонтьевича. В марте месяце 1930 года вместе с отцом был признан зажиточным кулаком и выслан в Тегульдетский район Томской губернии. Из Тегульдета в мае месяце на барже по реке Чулым повезли на север, вниз по течению реки на 100 километров. Привезли к берегу, который был похож на Красный Яр, заросший сплошной тайгой из тёмнохвойного леса. Работник комендатуры дал команду выгружаться и на берегу рыть землянки, устраивать жилье. Три года занимались обустройством, построили дом на четыре семьи. Начали корчевать лес, готовить поля для посева зерна, картофеля и овощей. Купили лошадь, корову и начали потихоньку жить. Первый год жизни выдавали на каждого члена семьи по 200 граммов муки в день и больше ничего из продуктов. Остальные продукты выменивали в соседних деревнях, где жили коренные жители (называли их чулымские остяки), которые занимались рыбалкой и охотой.

Через три года из населения, которое привезли в Красный Яр, начали организовывать колхозы. Организовали три колхоза. Землю и лошадей всех владельцев земли объединили в колхозы. Кто отказался вступить в колхоз, арестовали и увезли как саботажников в Мариинскую⁶⁾В настоящее время Мариинск – город в Кемеровской области. тюрьму. И было организовано подлое доносительство в комендатуру. Бывало, из поселка за сутки, как правило, ночью, арестовывали по 10-15 человек, и через 3-4 года население сократилось до одного колхоза.

Не успели как следует оправиться от ссылки и раскулачивания, началась война с фашистской Германией. В 1940 году отец у нас ушёл в другую семью. Учиться я не мог, потому что в нашей деревне школа была только начальная, средняя же была за 10 километров. Интернатов в то время не было. Ученики размещались жить на частных квартирах. Питались кто как мог. С 1941 года я пошёл работать в колхоз на разные работы, летом на посевной и уборочной работал на заготовке сена, а в 1942 году, пока был несовершеннолетним, возил почту на одной 30 километровой дистанции. В то время на зимний сезон с ноября по апрель месяц колхозников направляли в леспромхоз для заготовки леса. В 1945 году, когда мне исполнилось 17 лет, меня направили в леспромхоз на конную вывозку леса.

В леспромхозе я оказался передовиком производства. Благодаря лошади, которая была самой сильной из всех лошадей, участвующих на вывозке леса, я ежедневно вывозил на ней по 2-3 дневных нормы. За счёт хорошей работы лошадь кормили двойной нормой, выдавая 8 кг овса. Я за свою работу, кроме зарплаты, получал в виде вознаграждения 18 метров мануфактуры – хлопчатобумажной диагонали. Это было хорошим поощрением, так как за выполнение месячной нормы вывозки и заготовки леса рабочие получали только 6 метров диагонали. Секрет моей хорошей работы заключался в том, что у других возчиков лошади не могли везти комлевые бревна (баланы), и они оставались лежать у дороги. Я подъезжал к ним, распрягал лошадь, и с помощью лошади наваливал бревно на сани. У всех возчиков были специальные навальщики, а я работал один, без навальщиков.

Весной, когда закончился зимний сезон лесозаготовок, началась мобилизация на лесосплавные работы. Это был 1946 год. Меня знали на лесовывозке как передовика производства. Начальник сплавного участка Сергеев Александр Сергеевич рекомендовал колхозному председателю мобилизовать меня на период навигации на лесосплавные работы. Я получил мобилизационный лист и, не зная, какая работа на лесосплаве мне предстоит, отказался от мобилизации.

В мае, когда начался сплав леса, за мной из Берегаево в Красный Яр приехал милиционер Ворошилович и за отказ выполнять мобилизационное предписание арестовал меня и пешком доставил в Берегаевский сплавучасток прямо в кабинет к начальнику Сергееву А.С. Милиционер объявил начальнику: “Вот – твой работник”. Я познакомился с Сергеевым А.С., он разъяснил мне, что нужно делать. “Назначаю тебя бригадиром бригады из 8 мобилизованных девок, прибывших из других колхозов и одну девчину из кадровых рабочих”. Я задал вопрос: “Я же ничего не знаю, какая предстоит работа на сплаве”. Он мне ответил: “Тебе в бригаду даю кадровую работницу, она тебя будет консультировать, подсказывать, что и как делать”. Так и началась моя трудовая деятельность в системе министерства лесной промышленности по специальности сплавщика круглого леса. Деятельность, которой я отдал 57 лет.

Четыре года я был рабочим на всех видах работ по сплаву леса. Тогда объёмы сплавляемого леса были небольшими – в пределах 30-80 тыс. м³, а затем резко начали возрастать.

К 1950 году в Томскую область привезли много ссыльных немцев с Поволжья, украинцев с Закарпатья, литовцев, латышей из Прибалтики. Все они ранее сидели в тюрьмах за помощь фашистам, но после амнистии их отправили работать в лесную промышленность.

В 1947 году в Берегаево был организован леспромхоз. До этого он назывался Берегаевский мехлесопункт, возглавлял его Веснин Василий Алексеевич, а затем Бенков Алексей Федорович. В мае 1950 г. меня направили в г. Асино на курсы бракеров круглого леса. После этих курсов я начал принимать лес от Берегаевского леспромхоза в сплав для отправки по Чулыму плотами в Асино.

Когда леспромхоз готовил лес в небольших объемах, сплавными работами руководил начальник и десятник. С увеличением объёма лесозаготовок количество рабочих сплава увеличилось, и ввели должность мастера. После этого в 1951 г. меня назначили мастером сплава леса. Этот год был переходным. До того лес сплавляли самосплавом под ручным управлением. Из брёвен формировали плот объемом 3000 м³, на плоту строили дом, и в нём жила команда из 20-25 рабочих, которые сплавляли самосплавом маты по реке Чулым . Оснастка для управления на мате состояла из двух восельяновых колес, из шести рей и двух лот по 800 кг, которые располагались в конце на корневой части мата. С помощью восельяновых колес поднимали и опускали лоты на дно реки во время движения маты.

Сплав леса матами проводился только днём. На ночь маты останавливали, управлял движением лоцман. Во время движения маты лоцман постоянно находился в лоцманской будке, которая стояла на домике, в котором жили рабочие. Лоцман давал команду управлять всем снаряжением. Все маты переплавляли в Асино. Это была сложная и опасная работа. Были случаи, что одну мату сплавляли всю навигацию. Одним словом, это была непродуктивная работа. И только с 1950 года на лесосплав начали поступать теплоходы для проведения лесосплавных работ. Вначале катера были с деревянными корпусами. В 1952 г. на Чулым с Московского судостроительного завода пришли 150-сильные теплоходы, полностью построенные из металла. Тогда и закончилась эпоха самосплава леса.

Сначала плоты формировали под лежневую оснастку. Этот вид оснастки был очень слабым и при буксирной тяге теплоходами стал неприемлем: частые аварии, потери леса при малых объёмах плотов. Потребовалось резко менять технологию оснастки плотов и одновременно увеличивать объем плотов. Плоты стали оснащать по периметру тросовыми ошлаговками и одним средним лежнем из пеньковых и металлических канатов вдоль всего плота и пяти перетяг поперёк плота. Такая оснастка позволяла увеличивать объём плота до 4000 м³.

За счёт новой оснастки плотов и использования теплоходов на буксировке плотов удалось резко повысить производительность труда и сократить сроки проплава леса. Всю эту перестройку от самосплава матами до полного внедрения буксировки плотов теплоходами пришлось внедрять мне лично.

В 1954 году на одном их сплавных пунктов получился неприятный случай. Этот пункт назывался “Шумиловский” в Среднечулымском леспромхозе, руководил им Малышев Евгений Абросимович. Перед самой навигацией его признали нарушителем финансовой дисциплины. Он строил лодки, а в то время было сложно с материалами. Доски для строительства лодок пилили вручную маховой пилой, гвозди ковали вручную, а они по качеству оказывались хуже, чем машинные. При этом производительность была небольшая. Тогда Евгений Абросимович сделал следующее: договорился с кузнецами и на изготовление потребного количества гвоздей выписал им наряд. Те получили деньги и купили в магазине гвозди машинного производства. За эту операцию мастера освободили от работы перед самой навигацией. И на период сплава меня направили руководить этим сплавпунктом вместо него.

Девятого апреля 1954 года я прибыл на место, принял дела и стал готовиться к навигации. Наступил май месяц, пора начинать сплавлять лес, а воды нет! Навигация не начиналась 20 дней, я звоню директору сплавной конторы Белану Сергею Иосифовичу. Он мне разрешил выехать домой в Берегаево с условием, что как только поднимется вода, я должен быть на сплавпункте.

Я отдохнул полмесяца, и вода пошла на подъём. Прибыл на место работы, а вода оказалась на очень низком уровне: из 20000 м³ половина осталась на сухом берегу. Пришлось решать, что делать. В это время в Среднечулымском леспромхозе человек восемьдесят человек молодых ребят учили на трактористов. Руководил этими курсами механик Берегаевского леспромхоза Орлов Владимир Иванович, а директором Среднечулымского леспромхоза был Ковшов Николай Лазаревич. Я, не согласовав с руководством “Томлеса”, обратился к Орлову и Ковшову закрыть на время курсы и всех курсантов направить на освоение древесины, не поднятой водой. Моё предложение было принято и всю древесину удалось выплавить. Ребята работали весь световой день. В качестве стимула было организованное трёхразовое питание, и в конце каждого рабочего дня – пол-литра водки на двух человек. По завершению выплава всей древесины для участников “операции” был организован банкет.

После этой навигации я был на один год направлен в Пермскую область в высшую школу мастеров сплава леса. В то время в Пермской области готовили специалистов, мастеров сплава леса для всей лесной промышленности СССР. В 1955 году я закончил школу мастеров сплава и вернулся обратно в Берегаево на свой сплавной участок.

По возвращении с курсов я сразу начал перестраивать технологию сплава леса, так как она была непроизводительная, неэкономная и губительная для такелажа.

Прежняя технология заключалась в следующем. В зимние месяцы лес вывозили на зимние плотбище на Курью, там его сплачивали в кошмы или пучки (когда появилась проволока катанка). Затем, с открытием навигации, сплоченную древесину в кошмах или пучках по большой воде набирали в линейки по две единицы на металлические тросы и катерами собственного деревянного флота выводили их из Курьи на р. Чулым на расстояние 15-20 км. Там формировали плоты объемом 3500 м³ для буксировки на рейд Асиновского лесопромышленного комбината. В то время судов Западно-Сибирского пароходства для буксировки плотов было недостаточно, поэтому приходилось искать пути увеличения объёма плотов, чтобы сократить количество теплоходов на буксировке.

На оснастку плотов по периметру использовались брёвна, ошлагованные металлическим тросом. На такую оснастку уходило много троса, и он быстро терял качество за счёт ошлаговки бревен. Самый ходовой трос, диаметром 22 мм, после первого оборота превращался в кучу “колышек”.

В Берегаевском леспромхозе был организован строительный участок. Руководителем этого участка оказался мой приятель, Андрей Андреевич Гроо. У него на участке было два бульдозера. Мы с ним договорились использовать в зимний период бульдозер для разработки выхода из Курьи длиною 240 метров и шириною 50 метров на нужную глубину для выводки плотов в весенний период прямо из Курьи.

То есть после того, как был разработан выход, мы избавились от лишней работы по формированию линеек и выводку их на р. Чулым для формировки плотов. Плоты стали формировать прямо во время зимней сплотки и одновременно в зимний период вели оснастку плота. За счёт разработки выхода из Курьи мы получили большую экономию на всём участке, резко выросла производительность труда, не потребовались катера на вывозку линеек на р. Чулым.

Одновременно мы изменили оснастку плотов: вместо тросовой ошлаговки внедрили лесокамскую технологию.По периметру плота стали устанавливать цепной оплотник вместо тросовой ошлаговки. Применили бревно диаметром 26 см, по концам бревна на расстоянии 50 см просверливали отверстия диаметром 90 мм и за счёт оплотных цепей соединяли оплотник, и этим оплотником обводили плоты по периметру.

За счёт внедрения такой оснастки необходимое количество троса сократилось, и срок его эксплуатации увеличился в десять раз. Благодаряизменению установки расположения пучков внутри плота поперёк реки, а не вдоль, мы увеличили объём плота до 5500 м³, не увеличивая размеры рамки плота 200 на 36 м.

Но вся эта перестройка досталась нелёгким трудом. В местных правилах сплава леса по Обь-Иртышскому пароходству такой конструкции и оснастки плотов не было предусмотрено. И руководство Западно-Сибирского пароходства, судоходная инспекция во главе с начальником пароходства Горшковым Виктором Васильевичем и начальником судоходной инспекции В.Н. Выходцевым не стали согласовывать такую конструкцию плота и, соответственно, отказались вести буксировку в навигацию 1956 года.

Я предвидел, что новую конструкцию и оснастку плотов сложно будет внедрить в производство и с этой целью первый плот новой конструкции и оснастки сформировал в зимний период прямо на выходе из Курьи. Остальная древесина находилась в Курье, и взять её можно только после вывода плота новой конструкции.

С открытием навигации теплоходы прибыли за плотами. Я предложил им плот новой конструкции и с новой оснасткой такелажа. Все команды теплоходов отказались брать новый плот на буксир. Тогда я попросил начальника пароходства Горшкова В.В. организовать двухстороннюю комиссию: из представителя пароходства капитана Ростовцева, Ульянова Семёна Михайловича, судоходного инспектора Кузнецова Алексея Петровича и Прибыткова Дмитрия Игнатьевича – от сплавной конторы. С тем, чтобыкомиссия приняла участие в сопровождения плота во время буксировки от плотбища Берегаево до пункта назначения в Асино на расстояние 220 км.

Было выдвинуто условие: буксировка проводилась под мою личную ответственность за аварию во время пути, если авария произойдёт из-за плохого крепления такелажа и новой конструкции плота. Пришлось подбирать команду теплохода из тех, кто согласится. Согласилась команда теплохода “Брянск”. Капитан этого теплохода – Кучегуров Петр Петрович, согласился взять плот на буксир на моих условиях. Плот был объемом 4800 м³.

Буксировка плота прошла успешно, без каких либо “приключений”. В пункте прибытия ( Асино) плот встречали представители прессы, фотокорреспонденты. И с 1956 года в местные правила сплава леса по Обь-Иртышскому бассейну была включена моя конструкция плота и она действовала до тех пор, пока существовал плотовый сплав по рекам Чулым, Кеть, Обь и Иртыш.

ПВ июне 1957 года по приказу начальника “Томлеспрома” меня, с бригадой 6 человек, командировали в Нарымскую сплавную контору внедрять производство большегрузных плотов моей конструкции по реке Кеть. Тогда сплав леса там был ещё на таком же уровне, как по Чулыму до 1956 года. Объемы плотов тросовой оснастки формировались объемом 2200 м³, и буксировали их пароходы “Подгорный”, “Колхозник” и другие, мощностью 180 л. сил.

Под моим наблюдением с помощью рабочих, которые прибыли со мной, были сформированы два плота объемом по 5000 м³. И доставлены они были с плотбищ Суйга и Карбино в район Тогура с помощью теплоходов, которые пришли со мной для внедрения новой технологии формировки плотов и буксировки по р. Кеть. Теплоходы, пришедшие с Чулыма, уже имели опыт буксировки плотов такой конструкции объемом по 5000 м³ (теплоходы “Киев” и “Поти”).

До 1953 года сплотка леса в кошмы и пучки была чрезвычайно трудоёмкой. Брёвна диаметром до 80 см катали руками для сплотки и последующей формировки в плоты. В лесную промышленность техники для трелёвки леса и погрузки поступало очень мало, поэтому в лесу работы выполнялись в основном вручную, включая погрузку леса на узкоколейные вагоны. А на сплавные работы вообще ничего не поступало.

В 1952 году меня по распоряжению начальника “Обьлесосплава” Орлова А.Ф. направили в командировку в город Пермь, в “Пермьлеспром”. Моя поездка заключалась в том, чтобы узнать, какие механизмы применяются там на лесосплавных участках. Тогда “Пермьлеспром” заготавливал 12 миллионов кубометров леса в год. По всему северу Пермской области лес готовили в основном заключенные. А сплавляли его преимущественно по реке Кама.

При таких объемах заготовки и вывозки леса в “Пермьлеспром” применялась современная техника того времени. Хотя на лесосплаве использовались пароходы ещё царских времен, работающие на дровах и каменном угле. При таких объемах лесозаготовки на сплавных участках на зимней сплотке леса применялись лебёдки ТЛ-3 и Л-20, вся остальная работа выполнялась вручную. То есть в одной из крупных отраслей страны малая механизация была на очень низком уровне.

По возвращению из командировки мы приобрели лебёдку ТЛ-3 для механизации работы на зимней сплотке леса. Начали сплотку в зимнее время в феврале месяце, когда у нас стоят сибирские морозы. Лебедка ТЛ-3 была трёх-барабанная, тяговая мощность у неё была слабая и перемещала пачку леса она очень медленно. Производительность за смену составляла 40-50 м³ на 5 человек в смену. Вручную эти 5 человек делали за смену 100 кубометров.

По причине низкой производительности мы не могли найти рабочих для работы на этой лебёдке. Из-за медленной работы в холодное время года рабочие не могли долго выдерживать на морозе без физической нагрузки. Поэтому такую механизацию пришлось внедрять мне, как автору, и начальнику сплавного участка Садовскому Виктору Артемьевичу.

На следующий год появились трелевочные газогенераторные трактора КТ-12, и мы быстро внедрили их на сплотке леса. Правда, это была не совсем та техника, которая нужна для этой работы. У трактора был всего один грузовой барабан, он мог только тянуть груз на себя. Для возврата холостого троса пришлось дополнительно ставить лошадь с коногоном. Это потребовало увеличения численности бригады, но зато производительность труда бригады из 5 человек увеличилась в 4-5 раз по сравнению с лебедкой ТЛ-3.

Затем на смену тракторам КТ-12 пришли трактора Т-60 на жидком топливе. Внедрение этих тракторов на зимней сплотке леса позволило полностью избавиться от тяжёлого физического труда. И в 1954 году мы полностью перешли на механизированный труд на зимней сплотке леса.

Мне пришла мысль о лучшем использовании мощных тракторов Т-60 на зимней сплотке леса. Не перемещать лес тросом лебедки к месту сплотки волоком, а вывозить его непосредственно трактором. Мысль была верная, но мощность трактора была недостаточной. Если везти на тракторе пучок полностью, то получался большой перегруз. С нормальным пучком леса в 20-22 м³ трактор шел на дыбах, что являлось явным нарушением правил эксплуатации трактора.

Пришлось думать, как сделать так, чтобы трактор мог везти одновременно полноценный пучок леса объемом 20-25 м³. Решение было найдено: изготовили тракторный прицеп-сани из швеллера № 30, который цеплялся за фаркоп трактора и пучок леса грузовой лебедкой с помощью троса затягивался на сани и перевозился к месту формировки плота. Потом эта технология внедрилась в леспромхозах.

Во время строительства разделочных эстакад устраивались накопители для формирования пучка леса, в этом накопителе сразу же обвязывали пучок проволокой, и трактор из накопителя брал пучок леса и перевозил к месту, где формировался плот.Так как перевозка леса на санях возможна только в зимнее время, позже изготовили прицеп на пневмоходу: на восьмискатную тележку установили эти сани, и прицеп стал всесезонным, и пользовались им до конца существования Советской власти. Прицепу присвоили марку В-43.

Когда внедрялась вывозка леса в хлыстах, в Берегаевском леспромхозе директором был Буций Павел Степанович, он интересовался новейшими технологиями Минлеспрома. Тогда в Пермской, Кировской областях начали осваивать сплав леса в хлыстах. Павел Степанович крепко уцепился за эту технологию и добился через Министерство лесной промышленности изготовить несколько опытных плотов из хлыстов в Берегаевском леспромхозе.

Я тогда работал мастером сплава и мне поручили освоить четыре хлыстовых плота для буксировки по Чулыму. У этой технологии было много противников, в том числе и я. Поскольку она вела к резкому сокращению объёма плота. Габариты плота не увеличвались (220 на 40 м), а объём самого плота сокращался в два раза, причём такелажа уходило столько же, сколько на плот объемом 5000 кубометров.

В тот год Томская область была разделена на комбинаты по управлению лесной отраслью: “Томлеспром” и “Чулымлес”. Начальником “Чулымлеса” стал Суханов Алексей Федорович. Хлысты в плотах мы должны были поставить в на Асиновский лесокомбинат.

В мае месяце Суханов А.Ф. проводил совещание с руководителями чулымских лесных предприятий. На этом совещании Буций П.С. поднял вопрос о сплаве леса в хлыстовых плотах. Он считал эту технологию транспорта леса передовой, и совершенно не думал о последствиях: как и во что обойдётся доставка леса в хлыстовых плотах и как будет принимать хлысты Асиновский лесопромышленный комбинат.Так как комбинат был абсолютно не готов к выгрузке хлыстов из воды из-за того, что бревнотаской хлысты не выгрузить. А кранов нужной грузоподъемности в то время в отрасли не было, как не было и технологии разделки хлыстов на воде.

Поэтому Суханов А.Ф. принял самое мудрое решение – назначил П.С. Буция директором Асиновского лесокомбината. В навигацию 1957 года мы доставили в Асино четыре хлыстовых плота. Там не знали, где их выгрузить и решили обсушить на песках реки Чулым, а зимой разделать на сортименты. Но лес в хлыстовых плотах был поставлен весной, простоял лето в воде, к осени обсох, заилился, покрылся иловой коркой песка, а зимой замерз. И, когда лес начали разделывать, то бензопилы его не брали – рвались цепи. Какую-то часть сумели разделать, а оставшиеся хлысты унесло вниз по реке Чулым во время ледохода. И на этом эксперимент с хлыстами закончился.

С 1958 года у директоров верхнего Чулыма по заготовке леса появилось желание самостоятельно заниматься заготовкой и сплавом леса, не передавая заготовленный лес сплавной конторе. Они полагали, что сплавщики обманывают их во время приёмки леса.

К этому времени в Томской области комбинат “Чулымлес” был уже ликвидирован и вошёл в систему “Томлесдревпрома”, а в “Томлеспроме” руководство почему-то пошло на поводу у директоров леспромхозов верхнего Чулыма. Хотя “Томлеспромом” в это время руководил опытнейший руководитель – Асланов Габриэль Матвеевич. Но он не учёл главного – того, что в сплаве леса списывалось некоторое количество древесины на естественные потери на подготовительные работы, утоп и потери леса во время сплава в пределах 5% от общего объёма древесины, пущенной в сплав. Этим очень хотели воспользоваться директора леспромхозов, и это им удалось.

В 1961 году Асиновская сплавная контора была ликвидирована, а сплавные участки были переданы в леспромхозы. С 1958 года я работал начальником сплавного участка. По приказу “Томлеспрома” № 160 от 30.09.1963 меня назначили начальником Усть-Чулымского рейда в Усть-Чулымскую сплавную контору. Рейд занимался приёмом приплавленного леса по Чулыму.

В Усть-Чулым я приехал 13 октября 1963 года. Навигация уже завершилась, погрузка леса закончилась и начался переход на шпалопиление. В осенне-зимний период эта деятельность была для сплавщиков “лекарством” от безработицы. А для меня данное производство было совершенно не знакомо.

На производстве использовалось два шпалорезных станка. Шпалопилению придавали большое значение, при этом сезонный объём шпал по напилу был 600 тысяч штук и 120 комплектов переводного бруса. В три смены трудились только кадровые рабочие разного социального происхождения: репрессированные кулаки, сосланные немцы и пролетарии. Между ними всегда были разногласия и в бытовых, и в производственных вопросах.

Чтобы выполнить план шпалопиления, я организовал соревнование с выплатой премии до 80% за выполнение нормы выработки на 120 % в течение месяца. Эта система хорошо помогла поднять производительность труда, в результате месячный план производства шпал и переводного бруса ежемесячно выполнялся.

В сплавной конторе было два рейда: Усть-Чулымский и Наргинский. Усть-Чулымский рейд всегда занимал первое место. Но на Усть-Чулымском рейде было плохо с жильем: его было мало и ветхое. А сам поселок находился в зоне затопления. Рабочих в поселке жило 800 человек. По этой причине я организовал участок РСУ из 30 человек и начал вести усиленный ремонт жилья, а затем строить новые брусовые дома. В этом мне хорошо помогал Иванов Иван Ильич – в то время директор Усть-Чулымской сплавной конторы. С его помощью мне удалось по нарядам “Томлеспрома” получить 20 двухквартирных домов в деталях от Могочинского лесопильного завода.

Учиться в школе я перестал после 5-го класса, начав свою трудовую деятельность, и вернулся к продолжению учёбы только в 1956 году после школы мастеров лесосплава в Перми.

В 1960 году, закончив вечернюю общеобразовательную школу, поступил в Томский лесотехнический техникум на заочное обучение.

В июне 1965 года защитил диплом, и в августе меня приказом начальника “Томлеспрома” №191 перевели с Усть-Чулымского рейда в Нарымскую сплавную контору на должность заместителя директора по сбыту.

В январе 1966 года в Асино была вновь организована Верхнечулымская сплавконтора вместо ликвидированной в 1961 году Асиновской сплавной конторы. Приказом “Томлеспрома” № 14 от 28.01.1966 меня назначали директором этой конторы.

Начальником “Томлеспрома” в то время был Губинский Вениамин Михайлович.Причиной возврата к организации новой сплавной конторы послужило уже упоминавшаяся “самостоятельность” леспромхозов. Ранее заготовленный лес они передавали сплавной конторе, а затем стали вести сплав самостоятельно. В результате, за четыре навигации потери составили 50% от общего объёма пущенной в сплав древесины. Вместо 5%.

Это заставило Губинского В.М. обратиться в министерство лесной промышленности об организации сплавконторы. Мне поручили заново организовать сплавную контору, только назвали её не Асиновской, а Верхнечулымской.

Сложности в организации были большие, особенно по Линёвскому леспромхозу, там опытных руководящих кадров не было, и дела шли безобразно. Лиственную древесину – берёзу и осину, предназначенную для сплава, укладывали отдельно от хвойной. Такие плоты лежали по 2-3 года и никогда после формирования не поднимались водой: так они и лежали в балансе. Такая древесина всё ещё числилась как деловая, хотя по срокам хранения она превратилась уже в дрова. При этом директор леспромхоза пытался передать вновь организованной сплавконторе эту древесину как деловую.

Первый год организации сплавной конторы, а она по своей территориальной разбросанности сплавных пунктов находилось в трёх районах Томской и одном районе Кемеровской областей, и в двух районах Красноярского края, был очень трудным.

Этот год я практически не жил дома, находясь постоянно в командировках. Кроме организационных трудностей, в 1966 году уровень воды на р. Чулым был очень высоким. Местами вода выходила из берегов и шла напрямую, минуя фарватер, а кое-где, на крутых поворотах, река текла встречно по фарватеру.

Звонит мне как-то из Тегульдета капитан теплохода, опытнейший Ведякин Петр Михайлович. Спрашивает, что нам делать, мы не можем идти с плотом, образовалось встречное течение реки. Я не поверил, думал, что шутит. Оказалось на самом деле так. Пришлось временно остановить буксировку, пока вода не пойёт на спад . В тот год молевой сплав по реке Четь был приостановлен из-за высокого уровня воды в реке. В результате, молевой сплав древесины затянулся до осени.

На следующий год по молевому сплаву пришлось изменять технологию. Вместо обычного гуртового сплава на реке Четь протяженностью 320 км внедрил патрульно-дистанционный метод. Вся река, по которой сплавляли лес, разбивалась на дистанции в зависимости от трудоёмкости прохождения древесины, объёма и расстояния. Каждая дистанция оценивалась в стоимости по зарплате, устанавливались сроки проплава леса по дистанции, на каждый день сокращения срока выплачивались премиальные от 10% до 40% на всю расчётную сумму. За каждой дистанцией закреплялась бригада из пяти рабочих и одного водителя с водомётом КС-100, которые круглосуточно следили за прохождением древесины.

Такая технология молевого сплава сразу же оправдала себя уже в первую навигацию, резко сократив сроки сплава. Вместо двух-трёх месяцев управлялись без потерь за один месяц с момента пуска леса в сплав. Позднее, когда в 1975 году я работал директором Нарымской сплавной конторы, эта технология молевого сплава леса была внедрена на реках Орловка, Пиковка, Куржино и Чая.

В 1969 г. навигация была очень тяжёлой из-за низкого уровня весенней воды. На многих зимних плотбищах не подняло древесину зимней сплотки, особенно на плотбище Берегаевская курья, где лежало около 300 тысяч кубометров.

В марте из Москвы к нам приехал первый заместитель министра лесной промышленности, Вараксин Федор Дмитриевич. Он проводил совещание в Асино, на котором рассматривался вопрос сплава леса с учетом низкого горизонта вешней воды. У меня был ориентировочный план, что нужно делать. По плотбищам Черноярского ЛПХ, Тегульдетского ЛПХ и Линевского ЛПХ древесина лежала на небольшом расстоянии от реки Чулым, ее можно было перевести агрегатами В-43 целиком – пучками. В Берегаево вся зимняя сплотка леса находилась в курье Подгорной, а вода могла не поднять лес. Поэтому, прежде чем перевозить в район р. Чулым, нужно было подтянуть пучки леса к берегу и только из воды поднимать агрегатами В-43 и перевозить в р. Чулым. Для того чтобы поднять лес, нужно было построить на устье курьи плотину, закачав туда воду насосами.

Фёдору Дмитриевичу я сформулировал проблему так: для спасения обсохшей древесины нужно выделить дополнительно четыре бульдозера для строительства дамбы на курье Подгорной в Берегаево, два мощных земснаряда Чешского производства производительностью 4500 м³/час и 12 агрегатов В-43 на перевозку леса.

Благодаря тому, что всю технику, заявленную Вараксину Ф.Д., я получил сполна и вовремя, весь лес был выплавлен и доставлен потребителю. Устье курьи бульдозерами перекрыли за сутки. Рядом был высокий берег и на нём стоял жилой дом. Жильцов переселили в другое жильё, а освобождённую землю пустили на строительство дамбы. Стимулом работы для всех, кто участвовал в строительстве дамбы, был ящик водки на другом берегу, куда перемещали грунт. Работали круглые сутки, не останавливаясь ни на минуту.

Земснаряды работали полмесяца, закачали полную курью (сколько нужно воды), а затем поставили два катера КС-100, оборудовали турбину 300 мм шлангами и закачивали курью водой.

В мае из Москвы прилетел замминистра лесной промышленности Татаринцев. Посмотрел на то, сколько нужно осваивать леса, и задал мне вопрос: “И ты думаешь освоить всю древесину?”. Я ответил: “Иначе я бы не начинал эту работу”. Заместитель министра согласился, и пообещал мне в случае выполнения премию в два месячных оклада. Работу свою я сделал, а премии так и не получил.

В эту навигацию случилась непоправимая беда во время посадки картофеля. Машина, которая перевозила рабочих сплавной конторы, ехавших на посадку, перевернулась вверх колесами. Из находившихся в кузове машины людей трое человек погибли, а девять были тяжело травмированы.

В августе меня вызвали в обком КПСС на утверждение в должности директора Верхне-Чулымской сплавной конторы. Я отказывался, но первый секретарь Асиновского горкома КПСС Храмцов Михаил Иванович настоял, чтобы я ехал. О том несчастном случае, все кому надо знать, знают, кроме Егора Кузьмича Лигачёва.

Я приехал на бюро обкома КПСС. На бюро меня представила Фролова Дарья Андреевна. Егор Кузьмич Лигачёв начал вступительную речь, и, вдруг, из зала раздался выкрик. Пахаев, начальник управления МВД, задаёт вопрос: “У него в этом году была крупная автомобильная авария, погибли люди (три смерти), а мы его утверждаем директором?”. Лигачев сразу мне вопрос: “Было такое, да? Признаешь себя виновным?”. Я ответил, что признаю. Лигачев даже не посмотрел на членов бюро и объявил мне: “Вы свободны, вопрос с повестки дня снят”. Я отправился домой.

После чего продолжил работать, исполняя обязанности директора. Навигацию закончили нормально, перешли на зимние работы, сплотку леса. В тот год пошли веяния, связанные с внедрением хозрасчёта в лесной промышленности. Я на своем предприятии такую работу провёл, и мы начали внедрять хозрасчёт на зимней сплотке. У нас это получилось неплохо: хозрасчёт внедрили, финансовые результаты вышли положительными.

В декабре 1968 года меня снова вызывают в обком КПСС для утверждения директором предприятия. На этот раз Лигачёв один на бюро со мной вел разговор. “Как идут дела на производстве? Как с охраной труда?”. Я ответил на все вопросы и рассказал о внедрении хозрасчёта на производстве зимней сплотки леса. Он сразу дал задание Фроловой Дарье Андреевне: в марте 1969 года на базе Верхне-Чулымской сплавконторы провести семинар лесников по внедрению хозрасчёта. После этого меня утвердили в должности директора. Дела в сплавной конторе пошли неплохо. Потери леса во время сплава сократились до минимума. Экономические показатели по итогам года начали получаться положительными, с прибылью.

В то время главным инженером “Томлеспрома” был Глазачев В.А. Видя такие успехи сплавконторы, у него сразу возникла идея. Новую технику, поступающую в Томск, по лесным предприятиям делил он. Это у него была самая любимая работа. Приехав в Асино, он зашёл ко мне и задал вопрос, могу ли я в Асино найти тридцать шоферов и двенадцать бульдозеристов на новую технику. Я ответил, что смогу. “Всю эту армию техники и людей сосредоточим у тебя. Они будут базироваться здесь, а работы выполнять по всей области в леспромхозах, и штаты будут у тебя, ты будешь ими руководить. Таким мощным кулаком мы многое сможем сделать, а то сейчас раздадим предприятиям по одной машине и не всем достанутся бульдозеры. В результате ничего у нас не получится. А это будет мощный механизированный мобильный отряд, способный быстро и организованно строить”. Такой план он нарисовал мне.

В ответ я поставил свои условия: на все выполняемые работы леспромхозы должны иметь проектно-сметную документацию, должны быть открыты счета финансирования. Только на таких условиях я буду выполнять это предложение.

Чем же закончился весь разговор? Я набрал кадры механизаторов и начал выполнять его распоряжения. На самых первых порах начал давать команды: пять самосвалов – в Тегульдетский ЛПХ, два бульдозера – в Комсомольский ЛПХ и шесть самосвалов – в Асиновский ЛПХ. Но всё то, о чём, в общем, шёл разговор, не подтвердилось. Всю технику разогнали по леспромхозам, но ни один из директоров леспромхозов даже пальцем не пошевелил для открытия финансирования и оформления документов на заключение договоров на выполняемые работы. Прошло полгода и никаких сдвигов не произошло. Ни одно предприятие в леспромхозах не произвели оплату за выполненную работу.

Тогда я собрал всю технику на территории сплавной конторы и организовал строительство защитной дамбы от наводнения вокруг поселка и промышленной базы на второй лесобазе, поскольку в 1966 году вся промышленная база и поселок были затоплены. Построил дамбу и до сего времени поселок и база является незатопляемой территорией, все живут и работают. Увидев такой оборот дела, Глазачев В. А. отдал мне команду передать весь механизированный отряд и людей в Асиновский леспромхоз, где директором был Кузьмин Михаил Филиппович.

В мае 1970 года в сплавной конторе случилась беда. На второй лесобазе сгорел лесопильно-тарный цех стоимостью один миллион двести тысяч рублей. Цех, обшитый досками, сгорел. Однако, после пожара план производства пиломатериала и тарной доски не сняли, оставили таким же, каким он был установлен на весь год. Поэтому нужно было решать вопрос и быстро восстанавливать производство товарной продукции. Я начал эту работу.

Но приехавший главный инженер “Томлеспрома” Глазачев В.А., дал команду сгоревший цех не восстанавливать, а вместо него строить в кирпичном исполнении тарный цех на 48000 кубометров тары из низкосортной древесины. Я прошу его снять с предприятия план производства товарной продукции, поскольку нужно восстановить цех. Он план не снимает, а я не начинаю строить новый цех, продолжая восстанавливать сгоревший. В сентябре 1970 года в Асино (перед отчетно-выборным собранием горкома КПСС) дня на четыре приезжает Егор Кузьмич Лигачев. Меня он пригласил в горком на беседу.

Я тогда был членом бюро Асиновского горкома КПСС. Во время встречи я рассказал Лигачёву о том, что на предприятии сгорел деревообрабатывающий цех, и вместо него главный инженер Глазачев заставляет меня строить цех по производству тары из низкосортной древесины; а я – против этого строительства. Лигачёв сразу принял всё это в штыки, поскольку переработка низкосортного сырья – это линия областного комитета партии. Тогда я стал доказывать ему, что производство должно быть рентабельным, а продукция такого цеха окажется явно убыточная, и привел пример, из каких затрат складывается стоимость кубометра тары. Егор Кузьмич достал свой блокнот из кармана и сам начал считать. Насчитал убытки и согласился с моим мнением.

За два года я построил двухрамный лесопильный цех и выполнил план выпуска товарной продукции и её реализации. После такого стихийного бедствия, по итогам 8-й пятилетки я был награжден орденом Трудового Красного Знамени за высокие экономические показатели на лесосплавных работах. Награду мне вручал Судобин Г.Н. – секретарь обкома КПСС.

В 1971 году в Асиновский ЛПДК на должность директора прибыл Глазачев В.А., к тому времени уже освобождённый от должности главного инженера “Томлеспрома”. Асиновский ЛПДК объединили с Верхне-Чулымской сплавной конторой в одно предприятие – “Асиновский лесопромышленный деревообрабатывающий комбинат”. И я оказался у него в подчинении, что ему не нравилось. В результате, он начал придумывать, как от меня избавиться, и, наконец, придумал.

В то время в Асиновском ЛПДК насчитывалось 5500 членов профсоюза. Это была самая крупная профсоюзная организация. И тогда Глазачев начал “работу” в горкоме партии. Он предложил первому секретарю горкома, Колтыкову Александру Дмитриевичу, назначить меня председателем райкома профсоюза Асиновского ЛПДК. И ему это удалось. Меня избрали в члены райкома, а затем и председателем райкома профсоюза.

В ноябре 1973 года я уже работал председателем. За этот период был создан хор Асиновского ЛПДК из 120 участников. Для этого я нанял по трудовому соглашению директора музыкальной школы, и он проводил работу по организации хора. Я платил ему зарплату – 150 рублей в месяц, и ежегодно обеспечивал бесплатную путевку на курорт. Этот хор прекрасно работал, выступая на предприятии и выезжая в Томск и села Асиновского района. Мной была организована база отдыха на озере Кулербак, где провели зимний праздник и проводы русской зимы. На выходных проводились различного рода соревнования: зимой на лыжах, летом на лодках. Был организован летний пионерский лагерь, в котором отдыхали дети работников Асиновского ЛПДК. Жили дети в 25-местных солдатских палатках.

В августе месяце 1974 года приказом начальника “Томлеспром”, Ильницкого Леопольда Сильвестровича, по согласованию с обкомом КПСС я был назначен директором Нарымской сплавной конторы.

Нарымская сплавная контора была самой крупной из лесосплавных организаций в объединении “Томлеспром”. Лес сплавляли в объёме два миллиона кубометров по шести молевым рекам плюс плотовой сплав по реке Кеть. Более полутора миллионов грузили на баржи и отправляли в Новосибирск, Ташару и Томск, плотами поставляли Кетскому лесозаводу. В межнавигационный период работало три шпалозавода.

Во время приёмки сплавной конторы я вместе с заместителем директора сплавной конторы, Казаком Григорием Адамовичем, объезжал все плотбища, где работали с лесом, и при осмотре вахтового плотбища Усть-Озерное, где работала вахта Ергайского леспромхоза, обнаружил большую недостачу леса. Вахта в тот год переехала на другое место, на 715 километр реки Кеть. И после переработки леса сплотчиками и отправки всей древесины, заготовленной вахтой Ергайского ЛПХ, выявилась недостача более 20 тысяч кубометров. Славу и орден на этой вахте получил бригадир вахты Корнеев. Вахта незаслуженно пользовалась славой. Когда вахта начала работать на реке Кеть, а лес принимали сплавщики, обмануть их на приёмке леса стало невозможно. При двойном контроле выработка вернулась в обычное русло, приписки прекратились.

В начале своей работы я в первую очередь обратил внимание на увеличение объёма плотов по р. Кеть с 5000 до 10000 кубометров. Мне удалось на 50% увеличить объёмы плотов на участках от Степановки и Ингузета до Тогура. По всем речкам, где был молевой сплав, была внедрена технология молевого сплава: патрульно-дистанционный метод проплава.

На погрузке леса кранами на баржи я организовал одну сквозную бригаду на одном причале. Бригада работала в две смены, грузили лес. Дневная смена работала 8 часов, вторая смена, которая выходила с 5 часов вечера, работала, пока не загрузит баржу. Работали по одному наряду оплаты труда, производительность на работающего выросла сразу в два раза, а выработка на погрузочный кран достигла 450 тысяч кубометров за одну навигацию, вместо 160 тысяч.

И всё это – за счёт сокращения простоя крана и барж. Внедряли такую технологию бригадир комплексной бригады Ковыршин Виктор и старший крановщик Милик Иван Иосифович. Секрет комплексной бригады заключался в том, что при двухсменной погрузке третья смена всегда не работала. А с комплексной бригадой был договор: при наличии баржи под погрузкой вторая смена грузила, пока не загрузят полностью баржу, хоть до утра. Обычный режим 8-часовой работы, если баржи есть – грузят, баржи нет – сидят в ожидании баржи, в лучшем случае временно выполняют другую работу. Баржи речники подавали в любое время суток. И сквозная бригада всегда за каждый месяц получала премии.

В феврале 1978 года произошла реорганизация предприятий в поселке Тогур. Нарымскую сплавную контору, Колпашевский леспромхоз, Кетский лесозавод объединили в одно предприятие – “Кетский лесопромышленный комбинат”. Меня назначили заместителем директора лесокомбината по сплаву. Директором комбината тогда был назначен Шкабура Николай Григорьевич, после освобождения его от должности начальника “Томлеспрома”.

А начальником “Томлеспрома” вместо Шкабуры случайно объявился Глазачев. В то время у Лигачева завязалась дружба с первым секретарем Киргизской республики Усубалиевым, после чего в лесную промышленность Томской области начали поступать рабочие кадры из Киргизии. И к нам в Тогур, на лесосплав, прибыли кадры из конезавода Киргизии. Они и реки-то не видели, а их направили на лесосплавные работы. С одним работником произошел несчастный случай: утонул по пьянке. А поскольку я отвечал за сплав леса, то оказался крайним. И Глазачев, несмотря на то, что ЧП произошло из-за нарушения трудовой дисциплины и моей вины доказано не было, воспользовался этим, чтобы наказать меня за прошлые взаимоотношения. Он понизил меня за это ЧП в должности, переведя на год начальником РСУ.

Через год я был назначен заместителем директора по сбыту, снабжению и капитальному строительству КЛК. В 2000 году стал директором по коммерческой работе. И в августе 2002 года ушёл по собственному желанию на заслуженный отдых, вышел на пенсию.

Итак, с 1945 года я отработал 57 лет в лесной промышленности, ни разу не подавая заявления о приёме на работу. Кроме доставки меня под конвоем на лесосплав.