автор: Карнышев В.И. 03.11.2019

“Иной: Александр Градский и его вклад в русскую культуру”

Для молодого поколения он — величественный наставник из «Голоса». Для людей постарше он — по-прежнему трепетный юноша в очках на пол-лица, поющий «Как молоды мы были». Для самых верных и давних поклонников (их не так мало, как обычно считают, но, увы, и не так много, как хотелось бы) он — творец изысканных экспериментов по «пересадке» духа рок-н-ролла на почву русской музыкальной культуры, автор зонгов на стихи Саши Черного и сам истинный наследник поэтической традиции Серебряного века. 3 ноября Александру Градскому исполняется 70, и «Известия» присоединяются к поздравлениям.

Молодое дарование

Если кто-то из российских музыкантов и заслуживает звания «культовый», то Градский, вероятно, будет едва ли не главным кандидатом. Но «культовым» не в том смысле, который обычно вкладывают в определение «журналюги» (слово, пущенное в оборот самим Градским) второго разбора, не очень понимающие, что же писать об артисте, который вроде бы не «светится» в хит-парадах и помпезных массовых мероприятиях, но очевидным образом имеет и свою аудиторию, и свою коммерческую нишу.

Всё это, впрочем, у Градского есть — но вокруг его фигуры и впрямь сложился самый настоящий, почти что религиозный культ. И это, наверно, не случайность судьбы — всю свою творческую жизнь Александр Борисович выстроил вокруг, как бы пафосно это ни прозвучало, высокого искусства. А истинный служитель муз и сам может рассчитывать на толику поклонения, так уж повелось с древнейших времен.

К 25 годам Градский был настоящей рок-звездой, вполне западного уровня и формата — а не будем забывать, что в начале 1970-х со звездами в Стране Советов было довольно туго. Алла Пугачева еще была мало кому известной солисткой оркестра Олега Лундстрема, а большая часть кумиров 1960-х всё же оставались полностью «вписаны» в советскую эстетику «приличного».

Возмутительно длинноволосый очкарик, поющий каким-то странным, чуть надтреснутым тенором, явно выбивался из обоймы. Тем не менее «Скоморохи» Градского, одна из первых отечественных рок-групп, вполне успешно выступали — несмотря на «любительский» статус (в 1971 году группа сорвала овацию и получила шесть из восьми призов на всесоюзном фестивале «Серебряные струны» в Горьком).

Всё же и на этом фоне приглашение Градского — даже не члена Союза композиторов, что по тем временам часто было важнее способностей и таланта, — писать музыку для «Романса о влюбленных» Андрея Михалкова-Кончаловского было смелым решением. Как режиссеру удалось «пробить» кандидатуру через худсоветы — отдельная история, но после выхода «Романса» на экраны Градский в буквальном смысле проснулся всесоюзной знаменитостью.

Вскоре стало возможным говорить и о мировой известности: в номере Billboard от 22 февраля 1975 года сообщалось, что «Александр Градский, выдающийся музыкант, певец, автор песен и лидер группы «Скоморохи», признан «Звездой года» лондонским изданием Music Week (на тот момент — европейским подразделением самого Billboard). Слух о награде дошел и до советских поклонников (хотя с доступом к американской прессе в те годы были, мягко говоря, трудности), сам Градский скромно подтвердил его, отвечая на вопросы читателей «Звуковой дорожки» «Московского комсомольца» год спустя.

В этой международной славе, безусловно, была доля лукавства: как следовало из заметки на четверть полосы в американском еженедельнике, награда, созданная для поддержки «творческих талантов, в изобилии проявляющих себя в континентальной Европе», присуждалась по решению «жюри музыкальных журналистов, продюсеров и диск-жокеев под председательством корреспондентов Billboard в каждой стране».

Кто входил в советское жюри (да и было ли оно вообще) — бог весть, а бессменным официальным корреспондентом издания в СССР с конца 1960-х по начало 1990-х был знаменитый музыкальный критик и пропагандист джаза Вадим Юрченков, человек безупречного вкуса и большой эрудиции, наверняка почувствовавший огромный потенциал молодого Градского.

Как бы то ни было, но Градский попал (и не в последний раз) на страницы главного западного профессионального музиздания (не для фанатов, а для индустрии) — и в отличной компании. Рядом в «списке награжденных» стояли имена «чешского соловья» Карела Готта, великого грека Микиса Теодоракиса, вокалистки венгерской супергруппы Locomotiv GT Кати Ковач.

Самому Градскому, поскольку список был составлен в алфавитном порядке по странам, досталось место между Швецией и Западной Германией — едва успевшими взять приз на «Евровидении» и пока мало кому за пределами континента известными АВВА и одной из крупнейших эстрадных певиц ХХ века Вики Леандрос…

Перфекционист

Поклонники Градского всегда отличались крайней уверенностью в кумире: «Градский может спеть хоть передовицу «Правды», — уверяли в 1970-е. Кумир никогда не подводил — и отличался редкостным упорством. Между написанием и выходом на «мелодиевском» виниле рок-оперы «Стадион» прошло более десяти лет — несмотря на идеологически выдержанную тематику (впрочем, совершенно искренне выбранную композитором — трагедию Виктора Хары не сумел «затереть» даже усердный советский агитпроп). В записи приняли участие почти все звезды отечественной эстрады, от Пугачевой до Кобзона — и уговорить их было под силу, наверно, только Градскому.

После триумфа «Романса о влюбленных» он был в полушаге от превращения либо в эстрадного героя, сладкоголосого завсегдатая сборных концертов «по поводу», либо в полуподпольного рокера, «лидера мнений» (говоря нынешним волапюком), играющего на двусмысленности отношений с советской властью. От обеих крайностей его удержали врожденный перфекционизм и почти физиологическое чувство прекрасного.

Градского одинаково трудно представить и самодовольным «шлягермахером», плодящим песни для безголосых эстрадных кукол, и крикуном-бунтарем, корявой фразой обличающим несправедливости бытия. Он никогда не пел песен про Ленина-партию-комсомол, точно так же, как в 1990-е не занимался окучиванием тучных нив «русского шансона». При всем том одна из самых знаменитых и любимых всеми песен в его репертуаре написана Пахмутовой и Добронравовым, да и к тематике «зона и мама» он относится без высокомерного презрения: «Что такое блатная песня для меня? Это не более чем один из жанров народной музыки». Просто интересы Градского лежат несколько в иной плоскости, нежели быстрая «рубка бабла» — хоть на агитации и пропаганде, хоть на уголовной романтике.

Градский всю жизнь был — и остается — немного о другом. Как уже говорилось выше, об Искусстве — вот так, старомодно, с большой буквы. По той же причине он со скепсисом относится и к «русскому року» — даже в исполнении своих друзей.

Градский никогда просто органически не был способен на халтуру — да и на крик. Он — певец, без всяких оговорок. Как не без легкой иронии он говорил в давнишнем интервью, «в 27 лет мне дали диплом в институте Гнесиных, где было черным по белому, с печатями написано: «концертный, камерный и оперный певец». Градскому довелось петь и в опере (не самую простую партию Звездочета в «Золотом петушке» Римского-Корсакова), но всё же главной темой его жизни была и остается песня. Он руководит собственным музыкальным театром, продолжает писать и выступать и — что едва ли не самое важное сегодня — пестовать новые таланты.

Когда-то Александр Борисович открыл нам, что настоящий рок-н-ролл — это не просто три аккорда и навязчивый ритм. Он продолжает делать открытия и сегодня. Он остается Иным и в нынешнем культурном ландшафте — возможно, даже более, чем в советские времена. Но такова судьба настоящего мастера почти в любую эпоху.

(ссылка на материал в “Известиях”)